ЧТО, БОРИС НАТАНОВИЧ, ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ? ОЙ, ТРУДНО...

В первой половине октября в Прибалтийском Доме писателей им. Райниса прошел IX семинар молодых писателей-фантастов. Событием стала встреча "семинаристов" с Борисом СТРУГАЦКИМ. Беседу с ним специально для читателей "ТМ-экспресс" записал наш корр., участник семинара Юлий БУРКИН.

- Я знаю людей, которые считают вас с Аркадием Натановичем живыми классиками, знаю и тех, кто вообще не считает вас серьезными писателями. Как вы сами оцениваете свое творчество, его место в сегодняшней мировой литературе?

- Конечно, это вопрос не к нам. Мы пишем, а определять место - дело критиков, читателей, времени. И все же, если говорить о моем личном мнении... Жизнь большинства наших произведений - 20-25 лет. Через 50 лет, думаю, будут еще читать одну-две книги. Мне почему-то кажется, долго проживет "Улитка на склоне", в которой нет никаких временных и пространственных помет, а то, что в ней показано - сатирически, к сожалению, будет актуально еще очень долго.

- Хорошо ли вы известны за границей?

- Изредка, 1-2 раза в год, кто-нибудь приносит нам иностранные статьи о нашем творчестве. Часто на языках, которых мы и не знаем. И нам остается только догадываться, что там написано. Но зато ясно, что нас читают. Правда, насколько я знаю, ТАМ читают нас только фэны, и читают не совсем так, как русские. Наш читатель политизирован, он видит в наших книгах то, что мы в них закладывали - гражданственность, социологичность. И ставит нас в ряд, в котором очень приятно находиться: Салтыков-Щедрин, Гоголь и т. п. Американец же, к примеру, видит у нас прежде всего фантастическую фабулу и ставит нас в ряд с Кларком, Гаррисоном, Азимовым и т. п. А в этом ряду наш рейтинг невысок.

- Расскажите, пожалуйста, о технологии писания вдвоем.

- Я часто слышал от писателей: "Не могу себя перечитывать. Противно". Нам не противно. Наверное оттого, что мы пишем вдвоем, мы воспринимаем написанное, как свое и в то же время как чужое. Мало кто понимает, что значит работать вдвоем. Большинство писателей никого и ничего кроме себя не видят, как бабочки в коконе. Мы же предельно открыты друг для друга, находимся как бы под постоянным прицелом критики друг друга. Технология? Мы перепробовали все возможные варианты: писали по очереди - по главам, обменивались письмами (я живу в Ленинграде, а Аркадий - в Москве), писала каждый по варианту главы, затем выбирали лучший и редактировали... К счастью, на поиск оптимального способа у нас ушло немного времени - лет пять. Уже в 60-м году мы писали тем самым образом, каким пишем сейчас. А именно - сочиняем вслух. Для этого нужно разработать план. Как в школе. Особенно тщательно - начало и еще более тщательно - конец. В середине можно импровизировать, но только если четко знаешь, чем все кончится, вещь приобретает нацеленность, стройность.

Обычно Аркадий Натанович сидит за машинкой, я же печатаю плохо, потому - или валяюсь на диване, или расхаживаю по комнате (в зависимости от экспрессивности того, что пишется в данный момент). И вот излагается фраза за фразой, слово за словом, ищется, ищется... Ну, например: "В переднем ряду сидел молодой человек и пристально глядел на выступающего...". "Почему же он молодой? Он же у нас доктор наук". "Мало ли что, бывают и молодые доктора наук". "Нет, это неинтересно". "Ладно, давай "пожилой человек". "Нет, это скучно. Пожилой... Слово какое-то затертое... Давай, "потертый человек". "Тогда уж "потертый мужчина", так противнее, а?" И Аркадий печатает: "В переднем ряду ЗАВИС потертый мужчина"... Буквально так. Пять минут на фразу, десять на особенно важную. Это непрерывное редактирование, оттого-то у вас почти нет черновиков. То что писатель-одиночка вычеркивает и переправляет по 40 раз, мы 40 раз произносим, а записываем уже окончательный вариант.

- Ваша концепция своего творчества?

- Не знаю, сумею ли я ответить. По-моему, у любого писателя есть только одна концепция, делать ХОРОШУЮ литературу. Сложность заключается в том, что никто не знает, что это такое. Мы под словом "хорошая" подразумеваем "правдивая". Есть два лагеря, два литературных вкуса, метода, тот, в котором находимся мы, полагает, что в основе творчества должно быть стремление отображать мир таким, каков он есть. А представители противоположного лагеря считают, что достоверность не является целью, она может быть даже вредна. И в основу литературы они берут не тот мир, который существует, а какой-то другой. Например, который мы ХОТЕЛИ БЫ видеть, который ДОЛЖЕН БЫТЬ. Видел телепередачу: ветераны нападали на журналистов за то, что они лишают молодежь идеалов. Журналисты отвечают: "Но мы пишем правду". И тут какой-то ветеран с поразительной откровенностью сказал: "На правде молодежь не воспитать..." Я не считаю, что литература должна воспитывать, если и должна, то это ее ну первая, а какая-нибудь 8-я функция. Литература - это прежде всего ПРАВДИВЫЙ рассказ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СУДЬБЕ.

- Но ведь есть писатели, которые пишут и правдиво, и о человеке, но плохо. Был, например, такой писатель - Боборыкин...

- Я не сказал, что правдивость - достаточное условие. Это лишь необходимое условие. Без этого не может, быть хорошей литературы. Но и с этим она может быть плохой. Это уже вопрос таланта и мастерства. А правдивость не значит скрупулезная точность. Искусство - это все-таки концентрат жизни, квинтэссенция ее, и именно для усиления концентрации лично нам необходим фантастический элемент.

- Как вы относитесь к киноверсиям своих книг?

- Пока нет ни одного фильма СТРУГАЦКИХ. "Чародеи" - это безбожно испохабленный "Понедельник начинается в субботу", "Сталкер" - талантливая вещь, но не наша, а Андрея Тарковского. Личный опыт общения с Андреем у меня невелик: два раза встречались с ним на квартире Аркадия Натановича. Оба раза мы по нескольку часов говорили. Это не был разговор с умным человеком, ведь ум - это в том числе и способность четко формулировать некие идеи. Андрей же формулировал их щелканьем пальцев: "Ну, мне нужно тут что-то такое..." и щелкает пальцами. А мы пытались догадаться и предложить вариант. Он был крайне обаятелен и талантлив. Нам очень нравились его ленты "Андрей Рублев", "Зеркало", потому мы не спорили с ним, а потакали как могли. И вот это разгадывание его щелчков вылилось у нас я восемь вариантов сценария. По восьмому-то он и ставил фильм. Фильм шел трудно, Андрей нервничал, снимал его около двух лет. А потом эта лента была запорота при тиражировании. Мы подозреваем, что это подстроил сам Андрей, уж очень он был недоволен фильмом. А под предлогом испорченной ленты он сумел выбить право на пересъемку, и первое, что он сделал, - срочно потребовал от Аркадия новый, 9-й, сценарий. Я был вызван из Ленинграда, примчался как угорелый, два часа бегал по комнате Аркадия и проклинал Тарковского. А Аркадий орал мне, что Тарковский - гений, но он не знает, чего он хочет, он знает, чего он НЕ хочет. Потом мы успокоились и часа два корячились, выдумывая нового сталкера. И выдумали того религиозного фанатика, который так понравился Тарковскому. По новому сценарию он и снял фильм. За полтора-два месяца. Уникальный фильм. Но ни от "Пикника на обочине", ни от Стругацких там нет ничего; идея же его чуть ли не противоположна.

Следующая лента - "Дни затмения" по повести "За миллиард лет до конца света". Эта история началась в 79-м году. Был жив такой прекрасный парень, сын известного актера, киновед Петр Кадочников. И он мечтал поставить что-нибудь Стругацких. Выбрал "За миллиард...", показал своему другу Саше Сокурову. Тот загорелся. И, несмотря на то, что чиновники, видя вашу фамилию на бумагах, подписывали их с перекошенными от ненависти рожами, авторитет отца Пети Кадочникова, репутация Саши Сокурова как "молодого, перспективного" делали свое дело. Я тогда лежал в больнице, они приходили ко мне, я надиктовывал сценарий. Сценарий утвердили... Но потом что-то стало пробуксовывать, начались бесконечные хождения по инстанциям, где спрашивали что-нибудь вроде: "Как, Стругацкие разве не выехали в США?.." Потом вдруг обратились непосредственно к нам: "Фильм можно снимать, при одном маленьком условии: ставать его будет не Сокуров". Мы, естественно, отказались... Короче, когда он наконец начал снимать этот фильм, он, видимо, уже перегорел им и принялся со своим другом-сценаристом выдумывать что-то совсем новое. Яркий фильм, но опять чужой. Невнятный.

- А "Трудно быть богом"?

- Много лет назад нас буквально изнасиловала организация под названием "Совэкспортфильм", которой почему-то очень хотелось продать право ставить "Трудно быть богом" в ФРГ. Мы были категорически против, мы и сейчас считаем, что эту книгу может экранизировать только русский режиссер. Но нас сломали, пригрозив: либо продаем, либо ни один ваш сценарий никогда не появится в советском кино. Мы ругались года два пли три. Потом сдались. Первоначально сценарий был написан Далем Орловым. Мы прочли, пришли в ужас и написали резкий протест. Тогда нам выслали другой сценарий - некий добротный боевик с небольшими потугами на философичность. Нам как-то уже стало все равно. Мы не ответили ни да, ни нет. А по условиям контракта это означало согласие. Этот-то фильм вы и видели. Там есть хорошие эпизоды, добротные съемки. Но видно, это манера такая у режиссеров: вкладывать абсолютно свои идеи в экранизацию, даже если эти идея противоречат тому, что хотел писатель.

- Что вами движет - любовь или ненависть?

- По большому счету - любовь. К человеку и человечеству. Но толчком часто бывает злость. Злость - это вообще эффективнейшее средство для стимуляции творчества. А любовь, наоборот - расхолаживает. Недаром нет понятия "спортивная любовь", а есть "спортивная злость". "Трудно быть богом" мы писали в великой злобе - сразу после встречи Хрущева с художниками в Манеже. Тут мы впервые поняли, что нами правят враги культуры, враги всего того, что мы любим. И мы получали злое, дикое наслаждение, описывая государство Арканар - с таким же точно хамским правительством и с такими же раболепными, льстивыми подданными.

- Есть ли в СССР критика, серьезно изучающие ваше творчество?

- Много.

- Как вы относитесь к НЛО?

- Довольно безразлично. НЛО представляют из себя интерес только в том случае, если это корабли пришельцев. Но нет никаких, абсолютно никаких серьезных подтверждений этой версии. Если же это нечто иное - например, шаровые молнии, то это не интересно. Ну пусть это будет ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ шаровая молния, ну и что?

- Случайны ли совпадения в языке и композиции вашего "Пикника на обочине" и романа Хемингуэя "Иметь и не иметь"?

- Мы это обнаружили через год после написания. Это удивительное совпадение. Есть и еще одно совпадение. "Трудно быть богом" ужасно похож на твеновского "Янки при дворе короля Артура". Это совершенно случайно. А вот то, что "Хромая судьба" сознательно написана "под Булгакова" никто почему-то не понимает. А ведь в идейном плане - эта прямое продолжение истории Максудова - героя нашего любимого булгаковского "Театрального романа".

- Тогда уж "Отягощенные злом" еще более булгаковская вещь.

- Да, но это вышло случайно, и это крайне нам неприятно: там Воланд, у нас - Демиург, там Иисус, у нас - апостол. Мы видели, что так выходит, но ничего не могли поделать...

- Думаю, вы согласитесь, что далеко не все ваши произведения одинаково хороши. Зачем вы сегодня позволяете переиздавать не лучшее?

- Конечно, как у всех нормальных людей у вас есть что-то сильнее, что-то слабее. Никто не писал одинаково хорошо. Если исключить Эвариста Галуа, который написал одну единственную статью в жизни, но это была блестящая статья. Так что у него творческих спадов не было. Но мы-то пишем много. И если честно, то все-таки по-настоящему слабым мы с Аркадием Натановичем считаем одно свое произведение - роман "Страна багровых туч". И мы ни разу его не переиздавали, хоть нас и упрашивали. А остальное... Мы понимаем, конечно, что "Стажеры". "Полдень 2000-го года" ["Полдень, XXII век" - Ю.З.] или, скажем, "Парень из преисподней" смотрятся сейчас наивно. Но что-то там нам нравится. И многим читателям нравится, особенно подросткам. Ну а раз так, раз не происходит момента попрания совести, принципов, то почему не продавать, пока покупают?

- Многие молодые советские фантасты вам подражают. Как вы к этому относитесь?

- Думается, нет ничего зазорного в том, что молодой писатель подражает более маститому. Пушкин подражал французским поэтам, Гоголь - немецким романтикам, ничего тут такого нет. Ради бога. А избавиться от этого можно только одним способом: исписать кипы бумаги. Нужно ВЫПИСАТЬ из себя Стругацких.

- Многое из того, что вы предсказывали в своих произведениях, сбылось. Как вам это удается? Как вы к этому относитесь?

- Чепуха. Ничего нельзя предсказать. Кое-что можно предположить, о чем-то догадаться, что-то интуитивно чувствовать. Да, мы что-то такое почувствовали, какую-то тенденцию, описывая в 64-м сытое, обалдевающее от сытости общество в "Хищных вещах века". А в 68-м по всей Европе впервые в истории человечества, разразились "сытые бунты": студенты штурмовали Сорбонну, тысячи человек шли колоннами и требовали... непонятно чего. Чтобы им сделали ИНТЕРЕСНО. И несли портреты этого убийцы Че Гевары... Да, кое-что нам удалось почуять. Говорят, что зона в "Пикнике" это предсказание Чернобыльской

зоны, это ерунда, часто терминологическое сходство.

- А как же Оруэлл, Замятин и остальные?..

- Ничего они не поняли! Они думали, самое страшное, что может приключиться с человеком при социализме, это потеря индивидуальности. Что человек превратится в робота. А на практике четыре тоталитарных империи показали: никаких роботов. Человек как был человеком так и остался. Он только стал очень ПЛОХИМ человеком. Он стал трусливым, жестоким и жадным. Я имею в виду "массового человека". И слово "честь" начисто исчезло из лексикона. Теперь есть только "рабочая честь...

Но все же были сотни и тысячи людей, которые догадывались, чем все это кончится - и Октябрьская революция и доследующие 70 лет. Для этого не нужно быть гениальным провидцем, это все прослеживается более чем легко на исторических примерах. И многие описывали что нас ждет. Даже у Маркса раннего есть все это, вплоть до концлагерей. Беда только в том, что историю знают умные люди, а делают ее дураки.

- Почему?

- Потому что есть закон Старджеста [Старджона - Ю.З.], якобы шутливый: 90 процентов чего угодно - полное дерьмо. А это действительно так, а значит вероятность того, что у власти будет дурак в десять раз выше чем то, что там будет умный. Маркс и Энгельс сильные политэкономы. Беда их, точнее, наша беда только и том, что они опоздали. Они вывели законы развития капитализма в тот самый момент, когда они переставали действовать. За сто лет и до них тот же казус случился с другим социологом - Мальтусом. Он все верно рассчитал, население растет в геометрической прогрессии, а средства существования - в арифметической. А значит будет голод в прочие бедствия, если не ограничить рождаемость. У Мальтуса не хватило фантазии на промышленную революцию (да и как он мог ее предугадать?!), на то, что средства существования тоже будут расти в геометрической прогрессии.

Вот и с Марксом и Энгельсом вышло так. Правильно они выведи, что капитализм - бесчестное, подлое, антигуманное устройство общества, и правильно высчитали, что оно породит жуткие кризисы. И теория подтвердилась на практике: в 70-е - 80-е годы прошлого столетия кризисы разразились. Но уже в то время теория эта переставала действовать, и нарождались основы постиндустриального общества, которое мы видим теперь - как оно благоденствует и процветает. В отличие от нас. Потому что и среди социал-демократов тоже 90 процентов были дураки. И они лихо подхватили эту гибельную идею, что от частной, дескать, собственности все беды, и если ее взять да уничтожить, тут и наступит счастье для всех. И ведь эту самую частную собственность проклинали умнейшие люди с незапамятных, аристотелевских времен, а не только Маркс. И вот когда бледному юноше а взглядом горящим, который живет в таком неуютном, неприятной мире, показывают такой простой путь ко всеобщему счастью, конечно же он героически отдаст жизнь за эту идею... Но сотни людей предупреждали, что отмена частной собственности - это остановка прогресса. Только кто их слушал?

- Так как же быть?

- Все возвращается на круга своя. Лев Николаевич Толстой всю свою долгую жизнь пытался понять, что хорошо, что плохо. И пришел к древней как мир мысли, что исправление человечества возможно только через исправление себя. И общество наше понимать, кажется, начинает, что мир можно исправить не путем уничтожения частной собственности, а только с помощью ВОСПИТАНИЯ. И мы, Стругацкие, писали о разных способах "исправления" истории, а в конце жизни поняли, что пока не будет Воспитания с большой буквы, ничего хорошего из этого общества не выйдет. Независимо - голодное ли ила сытое, будет оно порождать только тупость и злость.

- Борис Натанович, вы говорите, предсказать ничего нельзя, можно только почувствовать. Но, по-моему, это у вас с братом неплохо получается. Ответьте, пожалуйста, на последний вопрос: что вы сейчас чувствуете - насчет нас, нашей страны, нашего будущего?

- На такой вопрос только Господь Бог ответит. А Богом быть ой как трудно. Но во всяком случае, дурных предчувствий у нас нет. Не верим мы ни в мор, ни в глад, ни в гражданскую войну. Это все возможно, но маловероятно. Скорее всего будет продолжаться долгое хаотическое варево, пока мы не вползем в русло нормальной экономики и политики. Так нам кажется.

"STRUGATSKIA"

- так называется малая планета (3054) Солнечной системы (первооткрыватель Н. С. Черный) по свидетельству Института теоретической астрономии АН СССР. Официально это название в честь писателей-фантастов А. и Б. Стругацких утверждено Центром по малым планетам (Смитсоновский астрофизической обсерваторией, США).

Тиражи (тыс. экз.) и место повести на шкале издаваемости